– Не ломайте имущество, – сказала, наглядевшись. – Дом мальчиков согласился на уменьшение квоты. Так что повезем пятьсот детей – как и планировали, без превышения.
На нарах у Джульетки Бланманже – нет ее. И под нарами тоже. И под одеялом у Леши Три Тифа. И под лавкой у Нонки Бовари. Дети лежат, еле дышат, синевой аж светятся. А смерти рядом – нет.
– Убийца ты! – вскипел Деев. – Пока мы тут с тобой белендрясы разводим, умирают дети. – И тотчас понял, что говорит словами Белой, разозлился пуще прежнего. – Сходи хотя бы доложи обо мне командиру!
Деев стоял на верхней ступеньке, подобравшись, как боксер, и уставившись взглядом в щель у пола – щель светилась мягким вечерним светом, обещая скорый закат. Шнурки были завязаны накрепко и воткнуты в ботинки, чтобы не мешали при беге. Бушлат – застегнут под горло.
– Этот эшелон в Самарканд партия послала! Ей всяко виднее, чем тебе.
Голова коровы то опускалась в хлюпающую грязь, а то поднималась и тянулась куда-то – Дееву показалось: к ним, к людям. Он повесил керосинку на косо сбитую дверцу и замер на мгновение, не зная, что предпринять, но тут же и сообразил: повторять за дедом.