Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю…
– А сама-то задерешь? – не унимался одноухий. – Я бы глянул, что у тебя под рубахой спрятано!
– …Сто восемь. Да-да, по Тархановской волости – сто восемь. Нет, сто семь – это по Муратовской. Значит, по Тархановской – сто восемь умерших. Повторяю: сто восемь умерших… Далее. Хормалинская волость. Голодает – девятьсот сорок. Девять, четыре, ноль – девятьсот сорок… Опухло – двести девяносто. Не сто, а двести девяносто. Повторяю по слогам: две-сти де-вя-но-сто! Это опухших, да-да, все верно… Умерло – шестьдесят ровно. Да-да, шесть десятков умерших – мертвых тел, значит… Далее. Шемуршинская волость. Голодает – одна тысяча тридцать. Не просто тридцать, а одна тысяча тридцать… Опухло… Слышите меня? Хорошо. Значит, идем дальше. Опухло…
– Спасибо вам, товарищи. – Белая пожала руку каждому.
Позже Деев таскал охапками рубахи – мятые, грязно-белые, залатанные и заплатанные, чуд! ные совершенно рубахи, – и каждый раз, неся через пути новую охапку, опускал в нее улыбающееся лицо. Пахло махоркой, крепким мужским потом, водкой, хлебом, кислой капустой. И рыбой пахло, и дегтярным мылом, и керосином, и дымом.
– Какой коллекции? – вновь не сдержался, переспросил.