Одним таким утром приоткрыл веки и увидел Смерть. Вот и встретились.
Голос низкий и прокуренный – машиниста. А звучит испуганно, будто не привычные уже басмачи доставили саксаул, а отряд призраков.
Он раздвинул гармошку – а в комиссарском купе темнота, хоть глаз выколи. Слышно только дыхание Белой – оттуда, где диван. Замер Деев на пороге, не смея войти и не понимая, что делать дальше.
Она отложила книгу, встала и прошла на его половину. Глядела на него внимательно и строго, как на шкоду-пацаненка.
И вот уже сумрак наполнился голосами, смешками, вздохами.
Я об этих цифрах много думаю, дед. Может, не стоило мне тогда самовольничать и кормежку начинать? Ну побунтовали бы голодающие, потрепали бы солдат. Их бы постреляли – одну-две дюжины, не больше. Но не полторы же сотни! Не пять тысяч!