– Кричал, – согласился Деев. – А теперь передумал.
Это были лежачие – те, кто уже прошел через голодные обмороки, голодную горячку и голодный отек и кто голодал долго – не месяцы, а годы, – так что организм не умер от недостатка пищи, а истощился и истончился от постоянной ее скудости. Это были те, кого вряд ли уже можно было спасти. С потолка смотрели на них, улыбаясь, гипсовые амуры.
Одним таким утром приоткрыл веки и увидел Смерть. Вот и встретились.
Голос низкий и прокуренный – машиниста. А звучит испуганно, будто не привычные уже басмачи доставили саксаул, а отряд призраков.
Он раздвинул гармошку – а в комиссарском купе темнота, хоть глаз выколи. Слышно только дыхание Белой – оттуда, где диван. Замер Деев на пороге, не смея войти и не понимая, что делать дальше.
Она отложила книгу, встала и прошла на его половину. Глядела на него внимательно и строго, как на шкоду-пацаненка.