Да и некому было читать воззвания – казалось, людей на чугунке нет вовсе. Уже давно железная дорога была под запретом для пассажиров – перевозила только продовольствие и паровозное топливо. Тех смельчаков, кто все же осмеливался сесть на тормозную площадку и прокатиться до ближайшей остановки, ждало пять лет лагерных работ – поэтому зайцев на путях не водилось. И никого не водилось – ни провожающих, ни носильщиков, ни торговцев снедью. Только охрана – окоченевшие до неподвижности, запорошенные белым фигурки щерились иглами штыков на редких платформах. А машинерия, казалось, работает без участия человека; и сталь, и бронза, и олово, и медь, шестерни и колодки, рессоры и поршни – все это колотится и грохочет устало, скрипит и лязгает само; давно заведенный, механизм еще стучит – едва-едва, вот-вот готовый остановиться.