Все еще глядя на запонку, точно ожидая от нее каких-то пояснений, я покорно протянул руку. Пожалуй, даже такого размера пуля, попади она мне в голову, не наделала бы столько переполоха, как эта забавная безделушка.
На самом деле я не так уж много знал о человеке по имени Антон Кречмер. Наша с ним работа не располагала к обоюдному проникновению в душу, равно как и к откровенным беседам. Он был жандармом — из того сорта, который то ли с ненавистью, то ли с завистью называют «проклятыми ищейками» — я был тоттмейстером, человеком с неприятным лицом, который приходит на запах трупа. Мы были двумя стервятниками большого города, чем-то схожими, но внутренне различными, и наша схожесть объяснялась лишь принадлежностью к смежным видам питающихся падалью хищников. Антон работал почти всегда молча, с холодной и отрешенной брезгливостью военного хирурга-лебенсмейстера, ковыряющегося в гноящейся ране. Говорить он предпочитал только по существу, оттого каждое его слово было ценно. Я тоже не славился любовью к болтовне, быть может поэтому мы с первого дня почувствовали некоторую взаимную симпатию.
— И с немалым упрямством, должен я сказать, — признался Макс. — Мне пришлось, как помнишь, устроить целый спектакль в трактире, чтобы ты передумал. Признайся, ты ведь верно подумал, что я совсем тронулся, а?
— Будь я проклят, если ты не сидел в соседней комнате и не подслушивал.
— Шутник? — донесся его знакомый голос из гостиной. — Это ты?