– Есть. И теоретически эта точка весьма уязвима.
– Да. – Загорский прислушался к мелодичному шептанию дверного звонка. – Я пойду посмотрю, а ты поплещись пока без меня.
А еще Остапчук подумал, что в этих глазах было очень мало человеческого. Можно сказать – не было совсем ничего человеческого.
– Не стоит меня пугать, – зевнул Кортес. – Понимаешь, Христофан, мне безразлично, на кого работать: на тебя, на себя или… на Юрбека. Уверен, он не откажется от собранного артефакта.
– Знаешь, мне все равно, – промямлила девушка, уплетая бутерброд. – Я хочу есть.
Пламя, пылавшее на символах Врат Нанна, внезапно погасло, и в центре вычерченного на линолеуме прямоугольника появился маленький бугорок мелкой черной пыли, окутанный призрачным золотистым сиянием. Пыль тонкой струйкой проникала в комнату откуда-то снизу, но интенсивность этой струйки постоянно возрастала, превратив бугорок сначала в горсть, а затем – в горку. Золотистое свечение пронзительной звездочкой сконцентрировалось над Вратами, и пыль начала вихревое движение вокруг нее, постепенно слипаясь в плотный черный кокон, вбирающий в себя не только золотое сияние, но и порывы ледяного ветра, гуляющие внутри обозначенного мукой круга, и синее пламя изгороди, образованное лампами Сторожевых Башен.