Топор лязгает о ствол и почти тотчас же скользит дальше, снимая тонкую стружку с ложа винтовки. Все-таки он хорошо заточен, не зря столько бруском его выводил. Пальцев Фишмана я почти не замечаю… так, легкая задержка в движении лезвия.
Беседуя с ним, я все время пытался вспомнить хоть что-нибудь о себе. Безрезультатно. Окружающие говорили, что в моей речи слышен баварский диалект. Я не спорил – им виднее, они-то памяти не теряли. Первое время я говорил мало, с трудом подбирая слова, потом освоился, голова заработала лучше. Так что больше не приходилось напрягать голову, подыскивая нужное.
Прижимая широкими колесами робкую траву, напротив входа в лагерь, недалеко от дороги, стоит угрюмый броневик. Непривычный, изломанный корпус, три ряда колес. Угловатая башня с тонким стволом пушки и спаренным пулеметом. Еще один высовывается из лобового листа около места водителя.
Собак в этом случае не возьмут: могут выдать поисковиков своим лаем.
– По два человека у пулеметов в окопах. По одному на каждой вышке. И еще две пары патрулируют периметр лагеря.
Вот Николая-то не вовремя приперло! Ехали бы мимо – на ходу никто тормозить бы не стал.