– Ничего, не померзнем. Таскать замучаешься туда-сюда. Если что – затащим в дом, тут отрежем кусок ткани. А смотрят пусть на улице.
Против того что было ранее, это жалкие крохи, около ста тысяч золотых. Впрочем, Панфилов особо не переживал – и этого хватило бы ему на безбедную жизнь, уж не голодал бы, это точно, да и Влад никогда не оставил бы его нищенствовать. Но купец не хотел, чтобы друг его содержал и опекал, как несмышленое дитя. Все, что он заработал до того, было заработано своим трудом – умом, риском, потом и кровью. Теперь надо было все начинать заново. Панфилов не раз ругал себя, что мало обращал внимания на север страны, если бы он не забросил северные края, финансовая катастрофа не была бы такой обширной.
Очнувшись, увидела перед собой угрюмое лицо мага, внимательно смотрящего ей в глаза.
– Ты демон? Я никогда не видел, чтобы кто-то так пел и играл! По слухам, это могут только демоны! Ты показал мне мою ничтожность как музыканта, мои руки теперь стесняются касаться инструмента, на котором играл ты! – Он отдернул руки, как будто обжегшись о деку тратины, и заплакал. – Я никогда не смогу играть так, как ты! Какой я теперь музыкант! Мне стыдно!
Он не спрашивал их разрешения – изначально, когда маги приходили в клинику, им объявляли, что это будет сделано. Если они остались тут работать, значит, были на это согласны. Других магов здесь не держали.
– Быстро встал и пошел к тем детям, которых ты приготовил для нас! Давай-давай, пошевеливайся! – Марьяна, не дожидаясь, когда староста встанет, пошла к детям, топчущимся возле колодца на деревенской площади.