Издалека, море оставалось синим. А вот Алушта, закопченная, потемневшая от пожаров после уличных боев, полуразрушенная, лежала внизу неузнаваемой. На обочине замер сгоревший троллейбус, простреленный до полупрозрачности. Деревья вдоль дороги поредели — надо было как-то топить эти три зимы.
— Еще раз назовешь меня старушкой — отстрелю яйца. Я инструкций тебя не трогать не получала. Попросили позвонить — позвонила. А инструкции … Обычно, я их другим даю.
— К стене стань, остряк! — отозвался один из молодцев, светловолосый, с поломанными ушами, не вынимая правую руку из-за обшлага. — Ноги на ширине плеч, руки на стену!
— Ну, полковник, у тебя память хорошая. Кто еще помнит этот орден?
— Валерий Васильевич, ну, хоть вы объясните женщине, что сюда нельзя!
И записка все-таки нашлась. Хитрый восточный человек Али-Баба оставил ее там, где случайный посторонний ее искать бы не стал — на обратной стороне дверцы алюминиевого ящика под умывальником — в бывшей роскошной ванной канувшего в небытие олигарха.