Так что я рассказал ей «Призрака и гусятницу». Рассказал «Тэма и лопату лудильщика». Я рассказывал ей истории о дровосеках и дочерях вдовы и о находчивых сиротах.
Ее футляр с арфой стоял, прислоненный к стене у нее за спиной, и в глазах застыло ожидание. Ее темные волосы блестели на солнце, ничем не украшенные, кроме трех тонких косичек, перевязанных синим шнурком. Денна была босиком, и ступни ее были вызеленены травой. Она улыбалась.
То же самое сделал и мой отец. Он начал писать песню о Ланре, но изыскания привели его к чандрианам. Он потратил годы, охотясь за полузабытыми преданиями и раскапывая смутные слухи. Он хотел рассказать в своей песне правду о них, и они убили всю мою труппу, чтобы положить этому конец.
— Она уехать, не платить за комната, — сказал он. — Семнадцать с половиной пенни.
— Ступай, скажи мэру, что его дочка вернулась. Бегом!
Это явно помогало ему сохранять гибкость, но смотреть на это было странно. Геспе подшучивала над ним, говоря, что если разбойники пригласят нас потанцевать, то наш благоуханный наемник окажется как раз кстати. Однако говорила она это вполголоса, когда Темпи поблизости не было.