— Капля пота убьет его точно так же. Это значит, что обычно оно умирает от одного прикосновения к одежде человека. И к доспехам тоже. И к палке, за которую ты подержался. Или к мечу, — он указал на бок Темпи. — Некоторые говорят, будто оно умрет, даже если на него подуешь. Но лично я не знаю, правда ли это.
Бородач посмотрел на остолбеневшего трактирщика сверху вниз с насмешливым любопытством, потом замахнулся и отвесил ему увесистую затрещину.
Не желая калечить ему руки, я перевалил тело на живот и принялся стаскивать с него сапоги. Потом снова переключил фокус и принялся резать толстые связки под лодыжками и под коленом. Это искалечило еще двоих человек. Однако нож двигался все медленнее, и руки у меня ныли от напряжения. Труп представлял собой превосходную связь, но единственный источник энергии, который имелся в моем распоряжении, были мои собственные силы. В таких условиях я чувствовал себя, словно режу ножом дерево, а не плоть.
— Ты — из тех ублюдков-комедиантов, что тут давеча проезжали?
И только когда день уже клонился к вечеру, мы с Темпи начали наконец обыскивать этот участок леса, площадью побольше многих баронских владений. Мы шли челноком, вплотную друг к дружке, высматривая любые знаки разбойничьей тропы.
Мы провели час, болтая о том о сем, мало-помалу растворяя существовавшее между нами напряжение. Она спросила, за что же меня высекли, и я коротко изложил ей эту историю, радуясь случаю объясниться. Мне не хотелось, чтобы она считала меня преступником.