Не успел я найти достойного ответа, как она посерьезнела и, раскрыв ладонь, опустила ее в воду между нами.
Никаких колебаний. Никаких сомнений. Я точно знаю, что делать. Мои руки оплетают ее шею. Касаются ее лица. Зарываются в ее волосы. Скользят вдоль шелковистого бедра. Стискивают ее бока. Обвивают ее тонкую талию. Приподнимают ее. Укладывают на землю…
Или причина куда более обыденна? Вдруг разбойников было больше, чем мы думали? Вдруг они вернулись, обнаружили, что лагерь разорен, явились сюда и напали на трактир?
— Это что угодно, только не приглашение, — сказал я. — Кроме этого, она прислала мне очаровательное письмо.
А хуже всего, я чувствовал, как по телу мало-помалу распространяется холодное онемение, вызванное переохлаждением. Я обнаружил, что уже не дрожу, — это был дурной знак. Я промок насквозь, и поблизости не было огня, у которого я мог бы согреться.
Семнадцать обугленных, изломанных или как-либо еще поврежденных тел — последствия удара молнии. Из этих семнадцати восемь еще до молнии были мертвы либо смертельно ранены.