Он провел рукой по двери и ощутил мелкие и почти нечувствительные покалывания, когда щепки царапали его кожу. Эти ощущения подсказывали ему, что все происходит наяву, и он нажимал на ладонь все сильней и сильней до тех пор, пока не ощутил, как большая щепка больно занозила ему ладонь.
— Хорошо, — улыбнулся мальчик, продолжая тереть глаза кулаками.
Он открыл тетрадь и на последней странице к своему изумлению обнаружил карандашный набросок. Это был абсолютно детский рисунок, нарисованный карандашом легкими штрихами.
Олеся вдруг попыталась подняться, но Ахмет, не обращая внимания на нее, дернул ее за рукав, усаживая обратно на скамейку. И Ахмет тоже внимательно наблюдал за ним.
— Ну надо же, — протянула она и наморщила лоб. Он смотрел на нее, не отрываясь, и ему казалось, что каждая смена эмоций или настроения ее лица делает ее еще красивей. Он стоял и переминался с ноги на ногу, ощущая, что выглядит по-дурацки, мямлит и говорит всякие глупости.
— Когда ты сжимаешь кулак — ты должен сделать так, чтобы внутри не было никаких пустот, так мало воздуха, как это возможно. Ты не перчатку боксерскую надеваешь — в ней места много — но у нас задача абсолютно противоположная. Боксер бьет перчаткой. Перчатка она сохраняет как руку, так и противника. Нам сохранять надо только руку, поэтому все проще, — сделал Кореец неожиданный вывод.