Голос его сорвался. Аптахар вдруг стремительно повернулся спиной и яростно высморкался в два пальца.
Пещера. Дымный чад факелов. Крылатые тени, мечущиеся под потолком. Кровь, забрызгавшая стены и пол.
Ниилит искоса поглядывала на своего спутника и медленно, внятно читала ему всё новые вывески, особенно стараясь в тех случаях, когда произносилось не так, как было написано. Она сразу поняла, зачем ему всё это понадобилось. Поначалу она едва не ляпнула глупость и не присоветовала ему обратиться к Эвриху или Тилорну, но, благодарение милостивой Богине, вовремя прикусила язык. Волкодав был горд и очень упрям, это она уже поняла. Если он решил поучиться именно у неё, значит, была какая-то причина. Ниилит хотела расспросить его, но не решалась. С Волкодавом надо бояться только небесного грома, но и запросто обо всём с ним не поговоришь, это всё-таки не Тилорн. Волкодав больше напоминал ей растение сарсан, водившееся в её родных местах. Тронь его, и плавучий лист сейчас же свернётся в зелёный, утыканный колючками шар…
Кнесинка молчала какое-то время, покусывая губу, и Волкодав молился про себя, чтобы она прекратила этот тягостный для него разговор. Но на Око Богов как раз набежало белое облачко, и, наверное, именно потому его молитва так и пропала впустую.
Волкодав посмотрел на нежные лепестки и окончательно уверился, что никакому злу здесь не было места.
Он не особенно удивился, найдя за палаткой халисунца. Толстый Иллад горько плакал, укрывшись от людских глаз под свесом шатра. Венн подошёл бесшумно, и лекарь его не заметил. Некоторое время Волкодав стоял неподвижно, хмуро глядя на халисунца. А ведь добрый лекарь, наверное. Очень добрый. Тоже небось книги читал и про Зелхата Мельсинского слышал. Поди, семьдесят семь болезней по глазам узнаёт и ещё тридцать три – по ладони. За что его так? Какие-то покушения, убийства… телохранители хуже всяких убийц… Тут не то что с испугу скляночки перепутаешь – самого себя забудешь как звали. Что ж его теперь казнить за оплошность?