Волкодав посмотрел на нежные лепестки и окончательно уверился, что никакому злу здесь не было места.
Он не особенно удивился, найдя за палаткой халисунца. Толстый Иллад горько плакал, укрывшись от людских глаз под свесом шатра. Венн подошёл бесшумно, и лекарь его не заметил. Некоторое время Волкодав стоял неподвижно, хмуро глядя на халисунца. А ведь добрый лекарь, наверное. Очень добрый. Тоже небось книги читал и про Зелхата Мельсинского слышал. Поди, семьдесят семь болезней по глазам узнаёт и ещё тридцать три – по ладони. За что его так? Какие-то покушения, убийства… телохранители хуже всяких убийц… Тут не то что с испугу скляночки перепутаешь – самого себя забудешь как звали. Что ж его теперь казнить за оплошность?
Кнесинка дёрнула плечиком, повернулась и вышла. Боярин остался в палатке, и Волкодав опять забеспокоился, не случилось бы чего с госпожой, но тут же увидел на колеблемой ветром стене тени витязей, окруживших девушку, и тревога улеглась. От боярина не укрылся его взгляд.
– Верно, бабушка, – кивнул Волкодав. – А не скажешь ли…
– Милостью Храмна, не жалуемся, – коротко ответил хозяин. – Господин витязь, верно, желает ножны к мечу?
«Око Богов, Податель Всех Благ, пресветлое Солнце, – мысленно обратился он к небесному пламени. – Пускай Близнецы мирно правят теми, кто им поклоняется. Но зачем этот человек говорит мне, будто Тебя – нет?..»