– Мэм, мы ведь говорим о золотой рыбке, правильно?
Иногда я затеваю игру, стараясь представить себя на месте человека, чья одежда вертится перед моими глазами. Если бы я стирала эти рабочие джинсы, я была бы, наверное, кровельщиком. У меня были бы сильные загорелые руки. Если бы у меня были такие рубашки в цветочек, я бы, возможно, приехала на каникулы из Гарварда, где изучала криминальное право. Будь я владелицей той атласной накидки, то имела бы сезонный билет в оперный театр. Я попыталась себе это представить и не смогла. Я могла представить себя только в роли донора Кейт.
Я посмотрел на нее и на какую-то долю секунды увидел ту женщину, какой она была: не тратившей уйму времени на поиски своей улыбки, никогда не умевшей рассказывать анекдоты и все равно умевшей рассмешить меня, женщиной, которая заводила меня без малейших усилий. Я положил ладони ей на щеки. «Вот ты где», – подумал я, наклонился и поцеловал ее в лоб.
– Можно, конечно, откинуть коньки во сне, но это скучно.
Когда мы с Полли приехали этим утром по вызову скорой помощи, парень уже занес свою девушку в душ. Она сидела в одежде под струей воды, неуклюже вывернув ноги. Волосы закрывали ее лицо, но и так было понятно, что она без сознания.
– Автомобильная авария, – выдавил я. – Я не знал, кто пострадал, пока не приехал. – Мои глаза наполнились слезами. Сказал ли я, что Анна не может самостоятельно дышать? Сказал ли, что сердце останавливалось? Сказал ли, что провел последние несколько минут, вспоминая каждое свое действие во время этого вызова, начиная с момента, когда вытащил ее из покореженной машины, думая, сделал ли я все, что следует?