– Вы мать несовершеннолетней Анны Фитцджеральд?
– Ты себя хорошо чувствуешь? – спросила она.
У секретарши были идеальные брови, идеальная кожа и красивый рот, из которого лилась брань, адресованная кому-то, кто находился на другом конце телефонной линии.
Как я и ожидал, тлеющая дверь загорелась, и передо мной полыхнула стена огня. Я рванул вперед, словно бык, чувствуя, как на каску и куртку падают угли.
Я посмотрела на судью Десальво, на эту дурацкую банку, которая стояла посреди стола, и разрыдалась.
– А что жираф говорит? – спросила Кейт. – Жираф?