— Куда всё-таки? — совсем тихо спросил Сержант. — Неужто…
— Да, — Гаор сглотнул стоящий в горле комок. — Как тебе это удалось, Жук?
Она только кивнула, будто прощаясь с ним.
Мылись весело, перекликаясь и "балуясь" прямо под струями. Но его не трогали. То ли Старший посчитал, что двух раз с утра ему хватит, то ли… да чёрт с ними со всеми. Во всяком случае, он предусмотрительно занял рожок в дальнем углу, чтоб никто не смог незаметно подойти, и вымылся почти спокойно. И насколько ему позволили одеревеневшие, ставшие неподъёмными и непослушными руки. Рядом, не задевая его, мылись Младший и Новенький. И моясь, поневоле ощупывая себя, Гаор понял, что сильно похудел за эту неделю. Ну, понятно. Три дня на одной воде, а потом ничего, кроме хлебной каши-болтушки, да одной-единственной кружки сладкого чая, он не получил. А с "пойла" не потолстеешь. Попробовать позвать Мать-Воду он даже про себя не рискнул. Не придет Мать-Вода сюда, в эту грязь, и не ему, палачу и подстилке, звать её, своим языком поганить. Некого ему звать теперь. Один он. Во всём и навсегда один.
— Рыжий? О чёрт, Рыжий, ты?! Да очнись ты, наконец!
Даже не голов, успел он подумать, но тут же сообразил, что рабские головы интересуют господ меньше всего.