Старший говорил как сам с собой, и он, напряжённо застыв, слушал, не смея дохнуть, чтоб не перебить, чтоб не замолчал Страший. Все непонятные слова, всё потом… Старший покосился на него и усмехнулся, блеснув из-под усов зубами.
— Ух, ты-и-и! — потрясённо выдохнул кто-то.
В ванной он умылся, пальцами на ощупь — видеть себя в зеркале ему не хотелось — разобрал волосы на голове, расправил усы и бороду, пощупал висевшие на горячей трубе кальсоны — вроде высохли — и оделся. Тёмно-зелёная пижама, похожая на офицерскую госпитальную, лежала там же, в шкафу, а под шкафом стояли тапочки — кожаные шлёпанцы.
— Доброго вам праздничка, господин надзиратель! — проорал, убегая, Плешак.
— Тогда это третий въезд, паря, — сказал ещё кто-то. — Они там свои тарахтелки держат.
Мгновенно выскочивший из-под скамейки Вьюнок схватил куртку Гаора и убежал следом. Орнат и Фрегор будто не заметили его. И тогда рискнул зашевелиться Милок. Ни Рарг, ни Фрегор, ни Орнат не посмотрели на него, и он чуть ли не ползком исчез из зала. Какое-то время Орнат, Фрегор и Рарг молча смотрели друг на друга. Потом Рарг небрежно изобразил щелчок каблуками и вышел.