Он ничего не понимал, не хотел понимать. Какой спектакль, какой класс?! Хозяину нужна шлюха? Пусть берёт где угодно, сколько угодно, делает что угодно, лишь бы его оставил в покое. Белое безмолвие вокруг, боль в теле и пустота в голове.
Он ещё что-то говорил, командовал, распоряжался. Гаор как не слышал. Его руки сами по себе, без него, достали большой чёрный пластиковый мешок для мусора, уложили туда растерзанный… нет, не труп, останки, собрали и засунули туда же обрывки белья и платья, шубку и украшенный в честь нового года серебряной мишурой тюрбанчик, дешёвенькие серёжки, клочья выдернутых с кожей чёрных волос, натянули на себя бельё, брюки, ботинки, куртку…
— Ну вот, надоел я своему. Да и щетина полезла, двадцатый год уже, — Новенький говорил весело, по-дружески. — Да и ещё кое-что. Вот он меня и сюда. А никого нет, так все на работе сейчас. На допросах. Понимаешь, Рыжий, когда кто говорить не хочет, а здоровье слабое, то берут их детей, жён, сестёр, младших братьев, ну, кто есть из семьи, и дают нам для насилия. Это мало кто выдерживает, сразу колоться начинают. А нам это не в тягость. А может, и в удовольствие.
— Ну? — бросил он через плечо выстроившейся пятёрке. — Поняли? Это он ещё без оружия был.
— Сволочи, — Юрила стукнул кулаком по загудевшему стояку, — тут после суток не откачаешь, а на трое… Лучше бы пристрелили.
Ни уроков, ни шахмат, ни рукоделия, ну ничего седни нельзя, разве что покурить, и то аккуратно, да с девками поколобродить, а в вещевую Маанька никого не пускает, тоже у неё всё убрано, разложено, ну… ну ни хрена!