По мере рассказа ритм движения ложек замедлялся, замедлялся и к середине речи носил скорее остаточный характер. Так что, кроме довольно громкого чавканья дракошек, выедающих кашу из уже изрядно покусанной ими немецкой каски, которую хозяйственный старшина использовал вместо кормушки, рассказу Ссешеса никто не мешал.
Меня кое-как минут через пять отпустило. Смотрю, а девчонку уже в командирский плащ завернули, Ссешес ее поудобнее у себя на коленях устроил. Вот ведь нелюдь, как он ноги-то сгибает, чтобы так сидеть? Я один раз попробовал — чуть не взвыл.
Непередаваемое зловоние разогретой болотной жижи, составляющей изрядный процент содержимого вентиляционной шахты, особенно его нижние слои, удушливой волной окутало две застывшие от неожиданной химической атаки фигуры.
— Однако… Весело вы воюете. У нас в свое время и за меньшее военными преступниками становились.
Непонимание и нежелание разбираться во всей палитре вселенной, примитивное подстраивание окружающего великолепия под уже известные образы и закономерности и практически атрофировавшееся умение удивляться и принимать мир именно таким, какой он есть на самом деле. Не задергивая свой взгляд шорами науки и устоявшихся определений… Ссвет! Свет их побери! Вот и опять волна ярости, прокатившаяся по моему телу, оставила после себя ощущение наслаждения сродни сексуальному. Теперь я все сильнее и сильнее понимаю, почему дроу такие «добрые». Все очень просто… Зачем сдерживаться? Зачем загонять свою психику в хрупкие рамки приличий и придуманных мертвых законов, пахнущих ломкими от старости страницами и книжной пылью?.. Боль… Страх… Ярость… Вот что правит миром.