Тем не менее, я собрался уходить. Надо было увидеть все своими глазами. Да и пример родственников, которые служили, подстегивал – я уважал этих людей. Наконец, хотелось самой службой «расплатиться с государством», не чувствовать за собой долга по отношению к Советской власти, которой мы все по гроб жизни обязаны – это нам вдалбливали с раннего детства.
– Гляди, как надо! – объявил Афанасьев и погудел как надо.
– А у нас в туалетах не курят, – сказал прапорщик и ушел.
Вслед за мной ввалился, цепляясь бедрами за косяки справа и слева, Шнейдер, почтительно неся в вытянутых руках обширную бумагу, коряво исписанную от руки.
Большой присел, схватил меня под колени, громко крякнул, и я вознесся к потолку. Вот она, трещина.
Как именно строились отношения с соседями на высшем уровне, мы не знали, и знать не хотели. Поэтому если Крот сказал, что с нашей стороны забора – наша сторона забора, оставалость только ему поверить и впасть в меланхолию. Бригаду ожидал цирковой аттракцион. В нее должны были вернуться офицеры, выдернутые из-за воскресного обеденного стола.