– Да. – Фарид стал крепить и свой фонарь. – Ничего, ничего, это недолго.
Слава Сестре, все закивали. Даже Йенс, за которого я больше всего боялся.
– Значит, разойдемся миром, – подытожил я. – Спасибо за чудное вино, сударь.
– Я тоже не смогу, – внезапно сказал Антуан. – Старость – тяжелая болезнь.
Он долго молчал. Дилижанс несся по дороге, лишь редко-редко щелкал в воздухе бич – глухо, мокро. Луч мощного карбидного фонаря метался по дороге, высвечивая бесконечную череду капель.
Первую ночь в камере я не мог даже глаз сомкнуть. Промучился, то пытаясь зарыться в опилки – тогда ледяной пол высасывал из меня тепло, то сгребая все под себя – тогда мучил холод, идущий от каменных стен.