– Это редкостный дар, – сказал Антуан. – Поистине редкостный. Мне доводилось встречать подобных тебе, но куда реже, чем, к примеру, владеющих Словом.
– Мир вам, братья… – сказал Йенс, остановившись.
Человек на столбе опустил голову, посмотрел на меня.
И почти сразу углядел в том доме, что прямо напротив стоял, два окна рядышком. У одного сидел с чашкой молодой человек и внимательно смотрел на улицу. В основном на дверь, ведущую в дом баронессы. В другом окне еще веселее: в глубине комнаты сидел кто-то, почти неразличимый, и рассматривал наш дом в зрительную трубу – несколько раз я замечал слабый отблеск на линзе.
Я на четвереньках выполз из разрушенного храма. Как мог тихо, чтобы никого не разбудить. И встал, лишь оказавшись под открытым небом.
Мы прошли несколько комнат – не то чтобы совсем уж роскошных, но и не бедных. В шкафах было много красивой посуды и безделушек цветного стекла и фарфора, везде чисто и прибрано, а несколько картин, висевших по стенам, принадлежали кисти хороших художников. Особенно удачна была темпера, изображавшая исход Искупителя из Рима, – устало бредущий в сгущавшейся тьме человек ничем не напоминал Пасынка Божьего, но почему-то сразу становилось ясно, что это именно он.