А не увижу – буду грехи небесные во тьме и холоде замаливать…
– Мы решили лечь спать, – косясь мне под ноги, сказал Маркус. – Все решится утром. Все будет хорошо, Ильмар!
– Проснись, мальчик. Проснись и пойми. Реши, кем станешь, мальчик.
Все спали. Никого из них не пробудил мой крик.
Мы шли по ровному полю, заросшему густой низкой травой. Османы лётное поле камнем не мостили, хотя и выровняли честь по чести. В нескольких местах по траве шли лучами рыжие, выгоревшие полосы, и мне вспомнилась горелая земля на пограничной полосе.
А Маркус улыбнулся. Понимающе, будто не питал даже сомнений, что его спасут.