Я просто таял от столь многочисленных дружеских проявлений. Впрочем, я не успел сказать спасибо, потому что у дверей казармы вдруг началась какая-то беготня.
— Не ругайся, песик, я свой, — мирно проговорил я. — Хочешь, уйдем вместе?
Мне казалось, что меня ломают на куски. Тело мое стало каким-то жестким, несгибаемым, будто хлебная корка. От малейшего движения — невыносимая тупая боль в мышцах и суставах. Вдобавок, было холодно. И, кроме того, я был совершенно голый.
— Лишили, но не полностью. Чуть-чуть оставили. Как раз хватило на командира группы.
Несколько часов мы продирались сквозь лес, потом плыли по течению тихой заросшей зеленью реки. Стена сплетенных деревьев по берегам становилась все ниже и реже, пошел кустарник, и, наконец, мы увидели равнину. Командир колонны дал сигнал остановиться.
Думая об этом, я никого не винил. В самом деле, нет виноватых, а есть только разумное холодное мироустройство, приспособленное для того, чтобы извлекать из любого человека максимум пользы. Но во мне, я подозревал, пользы для мира немного. Я вряд ли смог бы высоко подняться обычным путем.