Вдруг из тьмы вырвался вой, так что они прижались друг к другу и замерли. Вой взвивался, истончался, странный, немыслимый, и перешел в невнятное бормотанье. Персиваль Уимз Медисон, из дома священника в Хакете Сент-Энтони, лежа в высокой траве, вновь проходил через перипетии, против которых бессильна даже магия вызубренного адреса.
Он проснулся, еще не открыв глаза. Звуки были близко. Он открыл один глаз, увидел совсем рядом со щекой рыхлую землю и загреб ее пальцами, а по папоротникам на него стекал свет. Он успел сообразить, что долгое-долгое падение, смерть – остались во сне, позади, что уже утро. И тут он снова услышал звук. На морском берегу улюлюкали, вблизи ответили, еще ответили. Пронзая узкий конец острова от моря до лагуны, крик несся и ухал, как крик птицы на лету. Ральф, не раздумывая, схватил свою острую палку и снова отпрянул в папоротники. Через несколько секунд он ползком пробирался в чащобе, прочь от надвигающихся прямо на него ног дикаря. В папоротники падали тупые, рубящие звуки – стук, плюханье; шуршала трава. Дикарь – кто, неизвестно – прокричал дважды; ему отозвались с обеих сторон, крик замер. Ральф съежился в зарослях. Снова все было тихо.
Ральф не отвечал. Тут был коралловый остров. Укрывшись в тени, не вникая в прорицания Хрюши, он размечтался сладко.
– Не знаю я, Ральф. Надо держаться, и точка. Взрослые бы держались.
– У нас сколько хочешь их, палок. Можно, чтоб у каждого свои часы. И будем всегда сколько время знать.
Наконец он отвернулся и посмотрел вниз на берег. Костер на площадке, кажется, погас, во всяком случае, дыма не было. Дальше по берегу, за речушкой, рядом с плоской скалой робкий дымок взбирался в небо. Забыв про мух, Саймон смотрел на этот дымок из-под щитков обеих ладоней. Даже с такого расстояния можно было разглядеть, что почти все, а может, и все мальчики – там. Значит, перебрались – подальше от зверя. Саймон снова глянул на бедную развалину, смердевшую у него под боком. Зверь был безвреден и жуток; об этом надо было скорей сообщить всем. Саймон бросился вниз, у него подкашивались ноги, он заставлял себя идти, но ковылял кое-как.