Смутные воспоминания о старом сморщенном лице, склоненном надо мной, возникли у меня в голове. «Похоже, все так и было, – подумал я, – странно, что я почти ничего не помню с того момента. Последнее мое четкое воспоминание – это тень от дубинки орка и сильная боль в груди».
– Гори, – представился горец и, обращаясь к крестьянину, который, видимо, был переводчиком, что-то сказал.
Когда мы подъехали к изгороди, я снова удивился – ворота открыл представительный, одетый в хорошую ливрею швейцар и приветственно нам поклонился.
Алан сморщился, минуту подумал и дописал то, что я требовал.
Я быстро скинул одежду и упал в ее объятия.
Я ошарашенно посмотрел на них, но все были серьезны.