Константайн была единственной женщиной, на которую я смотрела снизу вверх и которой могла взглянуть прямо в глаза.
— Могу я предложить вам прохладительного? — спрашивает она. — Присаживайтесь, я принесу вам чего-нибудь.
— Не смей! Не смей говорить так, Евгения. Каждую неделю, встречая в городе очередного мужчину ростом выше шести футов, я думаю: «Если бы Евгения только попыталась…» Она прижимает ладони к животу, будто сама мысль, что дочь останется старой девой, провоцирует у нее язву.
— Не-е-ет, — плачет она. — Не уходи-и-и, Эйби-и-и.
Стюарт придвигается ближе. От него пахнет хвоей, трубочным табаком и дорогим мылом, абсолютно неизвестным в моей семье.
Шоколадное лицо Эйбилин становится с каким-то синеватым оттенком.