— Как ты? — Поправляю ей волосы, и она прикрывает глаза, словно это доставляет ей удовольствие. Сейчас она ребенок, а я — мама.
Изумленно гляжу на нее. Хотя она такая хрупкая и беззащитная сейчас, жаль тех несчастных, кто посмеет недооценивать мою матушку.
Она разворачивается, бросается к машине, рывком открывает дверцу.
— Ты чокнутая, — злобно прошипела она. — Не смей разговаривать со мной, даже смотреть на меня. Не смей здороваться с моими детьми.
— И я не могу позволить, чтобы ты обслуживала нас с… с голыми ногами!
Преподобный Джонсон поднимает руки, начинает говорить, низким таким, мягким голосом. За его спиной хор запевает «Разговор с Иисусом», и мы встаем. Уже через полминуты я обливаюсь потом.