Я смотрю на Пенни, пытаясь понять, что же такое в ней намешано. Почему я одновременно хочу посвятить ей жизнь и бежать от нее куда глаза глядят?
Тут встает Элис и совершенно сознательно, намеренно, роняет на пол свою чашку и блюдце. Они разбиваются вдребезги, а Элис смотрит на нас, и в глазах ее набухают слезы.
— Ничего мы не творили, — безмятежно отвечает Филипп. — Ложная тревога.
Думаю, сейчас самое время добавить одну деталь: в руках у меня был огромный именинный торт.
Грег встает. Кожа у него землистого оттенка. На рубашке, под обвисшими грудями, проступают пятна пота. Нескольким гостям приходится встать и раздвинуть стулья, чтобы пропустить его к выходу. В какой же неуловимый момент Грег смирился с поражением и принял себя таким, как есть: толстым, усталым и безнадежно унылым?
— Знаю. — Сейчас, когда ее горячее, потное тело так тесно, так близко прижималось к моему, слышать, что я ее лучший друг, было уже не так мучительно.