— Мамочка, я не так юн, как тебе бы хотелось, — говорит Филипп. — Да и ты тоже.
— Не смей называть меня Стояком, — отчеканивает он.
Костюм, который я надевал на похороны, с тех пор так и валяется на полу в подвале, поэтому мама ведет меня к себе в спальню — подыскать что-то из папиной одежды. Отец всю жизнь носил костюмы двух цветов: либо темно-синие, либо черные. Мама вынимает черный. Примеряю. Пиджак сидит идеально, брюки — в поясе — тоже, но они оказываются коротковаты, сантиметра на три-четыре. Мне это странно, потому что отца я всегда считал выше себя. Наверное, не успел постоять рядом с ним, когда вырос.
— Я пытаюсь подняться выше мести. Простить и жить дальше.
Он смотрит на меня поверх неровной, продавленной крыши автомобиля. И улыбается, криво и грустно.
— Ведем себя как ни в чем не бывало, — командует Пол. — Главное — смешаться с толпой.