Им, как мне показалось, это вовсе не понравилось. Я увидала, как лента выгнулась над дорогой подобно мосту, а мост качнулся прямо к нам — почему-то зрелище стало жутким.
Почему, с чего ему меня жалеть?! Он же должен злорадствовать сейчас, хотя бы потому, что оказался правым! Удовлетвориться, что мне, наконец, все отлилось — и эти сгоревшие туземцы, и его собственные мытарства… ну уж, если и не радоваться — не под его натуру, вроде бы, радоваться чужой смерти — то чувствовать, по крайней мере, что все выходит по справедливости… Так что ж?!
— Шуарле! — пискнула я. — Воин, пожалуйста, не уводи его!
— Ну и что, — сказал я. Нагло. — Я тут смотритель покоев. Моя госпожа у господина в фаворе, в спальню с третьими петухами вернулась, так что ты не должна ее будить. У нее должно быть свежее лицо к сегодняшнему вечеру.
Я сел. Сон как рукой сняло. Жерар стоял рядом с моей походной постелью.
— Лиалешь, — сказал Тхарайя, — не огорчайся. Я подожду, пока ты не раскроешь сердце. Иди отдыхать.