— У матери своей спроси! — звонко выкрикнул он по-ромейски, задрав голову. И добавил, чтобы окончательно поставить на место этого жирняя, который пытается выдать себя за воина. — Если, конечно, она умеет говорить, а не только хрюкать!
— Не могу, — покачал головой Славка. — Это против чести.
— Начнем, пожалуй, с запада, — решил он. — Там тоже народы словенского корня: ляхи, чехи, словаки… Но боюсь, что взять их у тебя никак не получится. Червенские земли стали твоими довольно легко. Но это потому, что и ляшскими они пробыли недолго. А по ту сторону Вислы тебе надеяться не на что. Более того, ни чехов, ни лехитов лучше вообще не трогать. Напомню тебе, что они теперь — часть единого христианского мира…
— Зато я знаю, — от жаркого дыхания в груди Лучинки родилась теплая истома, а в животе — сладкая пустота. Лучинкина кобыла покосилась на всадницу: не свалится ли? Что-то посадка ослабела…
Знакомый мальчишка копошился рядом, разводя костерок. Из возка доносились мужские голоса: бу-бу-бу…
— Жаль, что не добил, — проворчал Лунд. — Лучше бы всех их — волкам на поживу. Послы эти десять дней тут терлись. Послы! Я им — пир устроил, а они даже не отдарились. С княгиней монашек этот раз пять встречался. Диадему ей поднес. Парчу да каменья красные. Мне — ничего. И после пира ко мне — ни ногой. С местными боярами-недобитками больше пива выпили, чем у меня на пиру. О чем им с княгиней говорить? А уж с местными — тем более! К князю едут — со мной должны беседовать. Я тут — рука княжья!