— Ничего смешного нет. А что тогда сказать про меня, когда я в «Красной мельнице» просовываю голову между ног? Ты думаешь, Бог хотел именно этого, когда создавал меня? Значит, в шесть.
— Я очень расстроена, — заявляет она. Все мы расстроены.
— Вот я и говорю, — продолжает Эдуард, решив, что нашел во мне поддержку. Он вытирает лоб. Его кудри взмокли от пота, до того Валентин напугал его своей последней угрозой. Ему уже чудится процесс из-за «Валгаллы».
— Ты только что сознался! Спросил, кто мне сказал. Кто же мне может сказать, если этого не было?
— Его величество… — взволнованно бормочет Генрих. — Да, были времена! Мы тогда еще имели свою армию!
— А как поживает твоя великая небесная любовь? — спрашивает она.