— … и я тоже побеждал его, — спокойно продолжил Стилгар. — Этим вызовом на тахадди он метит и в меня. Слишком уж он любит насилие, этот Джемис, чтобы быть хорошим вожаком, гафла. Отвлечение наполняет его мысли. Уста его говорят о законе, но сердце обращено к сарфе, уклонению от закона. Нет, хорошим предводителем он не будет. Я пожалел его тогда, ведь нрав Джемиса хорош для битвы, но когда кровожадность одолевает его, он становится опасным и для своих.
Барон в деланном негодовании возвел глаза к потолку, мысли его беспорядочно метались. «Проклятье! Этот остроглазый сардаукар увидит комнату прежде, чем все в ней приведут в порядок!»
— Ты видел среди эрга кусты и травы, — сказала она. — Как ты думаешь, они могут просуществовать здесь сами? Каждое растение приходится тщательнейшим образом сажать в собственную лунку, которую мы заполняем хромопластом. Свет делает его белым. На заре, если можно поглядеть сверху, лунки поблескивают. Белизна отражает свет. А когда Дед наш, солнышко, садится, в темноте хромопласт становится прозрачным. И очень быстро охлаждается. На поверхность его из воздуха выпадает влага, и просачивается внутрь, поддерживая жизнь в наших растениях.
— Ах-х-х, благодарность… — сказал Туек, — садись.
Джессика следила за сменой выражений на его лице. «Неплохо скрывает эмоции», — подумала она, видя его теперь уже насквозь и зная, что он сожалеет о вырвавшихся словах.
Она подрегулировала конденскостюм, пригубила воды из кармана палатки, выскользнула наружу и потянулась, чтобы взбодриться.