— Я предполагаю, вы, барон, не воспользуетесь Арракисом в качестве тюрьмы без разрешения императора.
Мертвое молчание стиснуло арену. Рабы никогда не вызывали на бой.
Песок барабаном грохотал под ногами. А потом начался мелкий гравий. На какое-то время бег был отдыхом для мышц, ноющих от непривычно неритмичного движения. Бег — привычен, в нем есть ритм. Но песок и гравий — плохая опора для ног. А шипение приближалось, как буря, готовая поглотить их.
Прямо напротив входа сидела Преподобная Мать, совершенно одна. Она подняла голову, ушедший в себя взор повергал в трепет непосвященных.
— Так, — вздохнул барон. — Продолжай, Питер.
— Странность моей дочери, — закончила за нее Джессика. — Ведь она говорит о том, чего ей ни помнить, ни знать не положено?