Ветлесен не ответил. Казалось, его потрясающая моложавость линяет прямо у них на глазах: лицо Идара Ветлесена становилось старше с каждой секундой.
— Мы с Идаром всегда были очень разные. Большинство ребят в нашей компании были студентами медицинского факультета и рассматривали профессию медика как… Ну да, как призвание. Кроме Идара. Он открыто говорил, что изучает медицину, потому что это самая респектабельная профессия. И я каждый раз поражался его честности.
Улегшись в постель и уставившись в непроглядную темноту спальни, Харри думал только о Юнасе. И о матери. О запахе лекарств и ее лице, которое медленно растворялось в белизне подушки. Он целыми днями и неделями играл с Сестрёнышем, а отец все молчал, и все делали вид, что ничего не произошло… Харри почудилось, что до него доносится слабый звук. Это невидимые нити росли, натягивались, наматывались на темноту и пожирали ее, оставляя слабый, дрожащий косыми лучами свет.
Только лежа на снегу со скальпелем возле горла, Лайла Осен призналась, что рассказала об их встрече подруге. Они с подругой еще раньше уговорились этим вечером повидаться, вот и пришлось… Но она назвала только его имя, а кто он и что за встреча — не сказала.
Юный эксперт из Скрейи кивнул и пообещал себе, что, если все закончится благополучно, он таки перейдет, черт возьми, на бриолин.
Харри застыл, они уставились друг на друга, экран телевизора позади Беккера вдруг погас. Беккер открыл рот, как будто хотел что-то сказать. Белки глаз у него покраснели, а щеки блестели от слез.