«Насколько жестким?» – переспросила я, чувствуя: дело и вправду становится серьезным.
Впрочем, если я собирался обрести душевное равновесие, перебравшись в другую комнату, то это уж дудки, господа хорошие! Там книги окончательно оккупировали жизненное пространство: карабкаясь по стеллажам, нагло развалившись на крышке старенького пианино, затевая мышиную возню по углам, прямо на полу, они громоздились Эверестами и неодобрительно косились на меня: эт-то, мол, кто такой?
Телефон стоял в подсобке, позади стойки. Уже беря трубку, я предчувствовал, что ничего хорошего от сегодняшнего вечера я не дождусь. Но голос, который я услышал…
– Нож давай! Швыдко! Бо вин щас оклемается!
– Ладно, Ричард Родионович. Поднимемся в квартиру к вашему Залесскому.
Ерпалыч вздохнул со всхлипом, и печенье расползлось в его пальцах липкой кашицей.