– А кто его знает, док! Хрена отличишь-то, когда один плавник из воды торчит!.. Короче, пальнул Хью, а парень в лодке аж дернулся – будто в него попали! Глазищи распахнул, на нас уставился не по-людски… и снова зажмурился. Мы глядь – акулы уже и след простыл. То ли грохнул ее Хью с первого же выстрела, а скорее – просто удрала.
– Ну, хлопче… ну, мастак!.. а колесатые, стервь их душу, брехали – пьяндыжка, мол, белоручка, долго дрючить придется… А дроты оставь, оставь! Неча бомжа-счезня дротами наскрозь пырять – сильно озлобиться может. Там в хате ремонту тыщ на пять! – хрена нам его, гада, по-лишнему злобить?!
Доев колбасу, пес подошел к дверям и остановился в ожидании.
– Ну, я и подумал: съездим, госпожа старший следователь! «Мамай» этот только ночью открывается. Самое сейчас время…
И замолкает, потому что я протягиваю ему трубку, где постепенно гаснут короткие гудки.
Фол с непониманием глядит на меня. Хвост его изогнут вопросительным знаком, но спустя мгновение до Фола явно доходит смысл моих слов, вопросительный знак становится просто хвостом, и кентавр бережно опускает Ерпалыча на продавленный диван.