Мы за дюгонью вырезку кому хошь в ножки падем, мы за черепаший панцирь…
Лицо парит над формой, над звездчатыми погонами, как воздушный шарик над тяжелым танком.
– А ну-ка, рассказывай! – немедленно отреагировал капрал, расправившийся к тому времени с сэндвичами. – И знаете, что мне сдается? Что вы все почему-то не спешили сообщать подробности нашему общему знакомому – сержанту Барковичу… Давай, парень, я жду.
Рядом с образком «Трех святителей», что вешается «…на основание дома…», и керамической мордой манка-оберега: не мышонок, не лягушка, а неведома зверюшка.
Изюмский? Ах, да! Розовощекий болван из новеньких. Золотой зуб, золотая цепь…
Люди молчали, переглядывались; время шло, а люди молчали…