Эти и другие сравнения приходили Миранде на ум в тех нечастых случаях, когда ей выпадала встреча с поистине добротной вещью, и, если она не приказывала себе думать о другом, мысли ее уносились к первым годам жизни. Вспоминались мерседес, который возил ее в школу, хрустальный подсвечник (залезаешь на стол красного дерева, трогаешь подвески, а они звенят волшебными колокольчиками), обшитая дубом спальня, просторная кровать, шелковое пуховое одеяло. Мать так и не объяснила, почему выдернула Миранду из этой жизни в то, что по меркам двадцать первого века считалось бедностью. Миранда помнила только, что, стоило отцу обнять ее или посадить на колени, как у мамы становился тяжелый, тревожный взгляд.
– Слышала о них? Реформированная Распределенная Республика, – сказал Хакворт все так же тихо.
– Еда. Воздух. Компания. Секреторные жидкости. Возможно, эмоции или общее эмоциональное состояние. Возможно, больше.
Финкель-Макгроу замолк, видя, что завладел вниманием слушателей, и принялся вынимать из карманов курительную тыкву-горлянку с разнообразными причиндалами. Продолжая говорить, он набивал трубку бурым листовым табаком, таким пахучим, что у Хакворта потекли слюнки. Его так и подмывало отправить щепотку в рот.
Атлантида Ванкуверская вздымалась из вод в полумиле к западу от Университета, с которым соединялась дамбой. Усилиями Империал Тектоникс Лимитед остров выглядел так, словно стоял тут спокон веков. Когда Хакворт на взятом в прокате велосипеде въехал на дамбу и вдохнул холодный воздух, на него снизошел внезапный покой. Он снова был дома. На изумрудной площадке юные футболисты устроили кучу малу.