— Крошка, спасибо, конечно, но, пожалуй, не стоит. Вид у нее был оскорбленный.
Теперь, если услышу канарейку, то буду знать, о чем она поет, даже если сама она этого не знает.
Когда я уезжал, миссис Рейсфелд расцеловала меня на прощание, Крошка разревелась, а мадам Помпадур попрощалась с «Оскаром», лежащим на заднем сиденье. В аэропорт профессор Рейсфелд решил отвезти меня сам.
Застегнуть мой скафандр оказалось делом нелегким, потому что надо было сначала распустить, а потом подтянуть лямки, чтоб Мэмми было удобно, но и у Крошки, и у меня руки уже были в перчатках. С трудом, но все же справились. Для запасных баллонов я сделал веревочную петлю и повесил их на шею. С ними, да с Мэмми за плечами, да с «Оскаром» я весил где-то около пятидесяти фунтов при лунном притяжении и впервые стал уверенно ступать.
— Самый юный образец начинает давать показания первым.
Мне нравится эта комната, — пропела Мэмми, — она похожа на тебя, Кип.