Она кивнула, лицо оставалось непроницаемым.
Мириам приподнялась и наблюдала за нами с тревогой, а принцесса целовала меня в морду, щупала ноздри, а они у меня — горилла помрет от зависти, прижималась всем телом и счастливо верещала, верещала, верещала.
Медленно и с чувством достоинства проплывают внизу раскаленные на солнце барханы, похожие на верблюжьи холмы из золота. Если долго смотреть неподвижно, начинают колыхаться, и вижу, как двигается это несметное стадо. Медленно и торжественно проплывают подо мной руины усыпальниц древних правителей, остроконечные глыбы сломанных колонн, постаментов…
Я зашел сбоку, прыгнул и всей массой прижал к земле. Он пробовал сопротивляться, но застыл, когда я приставил лезвие ножа к горлу.
Правда, одежда — почти вся из шкур. У бедных — грубо выделанная, а то и вовсе просто содранная со зверя и высушенная, разве что мездру удалили. У богатых одежда из кожи, иногда просто выделанной очень тщательно. Но все-таки везде кожа, кожа, кожа…
Едва постоялый двор остался за спиной, я прошел в темную чащу мелкого кустарника и начал процесс превращения в летучую тварь. На этот раз не в тираннозавра с крыльями, а в привычную мне легкую, размерами и весом, что-то вроде барана с крыльями альбатроса. Все произошло так быстро, что даже удивился почти забытому чувству простоты и легкости метаморфозы.