– Бывает и такая, – прошептал я. – Только это не икра…
Элькреф перепрыгнул через тело Рогозифа, тот в быстро расширяющейся луже крови лежит лицом вниз с раскроенным затылком, на предплечье ярла кровоточит небольшая рана, еще один мелкий порез на левом боку, кровь слегка испачкала блестящий золотом пояс. Он коротко взглянул на распростертое тело конунга, лицо каменное, нижняя челюсть злобно выдвинута.
Я бросил на прилавок монету, хозяин взял с почтением, золото попробовал на зуб, хотел было бережно опустить в кошелек на поясе, но всмотрелся внимательнее, глаза расширились в удивлении. Я наблюдал, как он поворачивает ее так и эдак, рассматривает под углом, царапает ногтем торец.
– Хор-рошо! – впервые прорычал их молчун Кетлоу. – Хор-рошо!
– Вы в самом деле шаман? – спросил я. – Или этот, не к ночи будь сказано, доблестный герой, жаждущий подвигов?
Хорошо смеется тот, вспомнил я, кто смеется как кентавр, потому что смех кентавра ужасен для мудреца и звучит музыкой для воина: грохочущий, подобный реву огромной медной трубы, весьма подходящий для этих грубых и свирепых животных. Нет, все-таки не животных, если уж начистоту, хотя начистоту рискованно и потому не хочется.