Прочтя письмо, император сердился. Он снимал со стены саблю и звал точильщиков. Потом он посылал бальвонскому обидчику «телеграмму с нарочным и заплоченным обратом». В телеграмме было написано: «ИДУ НА ВЫ».
– Некогда мне валандаться с вами! – сказал комиссар. – Скажи спасибо, ехать мне надо в Анисовку, поди, уже три часа.
– Я буду официален, товарищи, – сказал Оська. – Книга справедливо свидетельствует, что мы были никчемными и солидными дураками. Автору удалось разоблачить всю беспочвенность подобных мечтаний. Но он, к сожалению, не избежал мелкобуржуазной расплывчатости в отдельных характеристиках. Зачем, разоблачая никчемность и беспочвенность швамбранских мечтаний, ты как будто допускаешь перегиб… Ты хочешь лишить современность права на мечту. Это неверно! Надо это оговорить. Я сейчас…
Перед самыми дверьми Дмитрий Алексеевич сделался очень строгим, хотя сквозь пенсне видны были его добрейшие, чудесные глаза.
– Ну, алхимиков, – сказал Оська. – Они там самогоном пьянствуют.
На «Сахалине», за печкой, они, «монархисты», злорадно хихикнули.