Урзак отключил коммуникатор, вернул его в портфель и подошел к окну.
– Для начала неплохо было бы привлечь к проблемам Москвы общественное внимание, – прищурился Дрогас. – Скажем, небольшой бунт. Пусть граждане немножко поубивают друг друга.
И все-таки чувствовал, чутьем профессионального дознавателя чувствовал, что кто-то за ним смотрит. Или смотрел. Скорее именно так: смотрел. Но взгляд незнакомца, тяжелый, оглушительно тяжелый, как вцепился в Мишеньку, так и не отпускал. Хватка слабела, конечно, но очень и очень медленно, нехотя и не уходила просто так, в никуда, а оставляла после себя неприятную, покалывающую боль в висках.
– Это старая история, Патриция, в этом наш лысый друг абсолютно прав. Старая история о смерти, забвении, о Последнем Храме и гибели Традиции. История о том, как однажды пред богами предстал Избранный.
«А что будешь делать ты, Безуглов? У тебя запасной емкости нет…»
– Мы проанализировали ситуацию и пришли к выводу, что затягивать не имеет смысла. По мере приближения крайнего срока уровень безопасности вокруг объекта будет расти. Он ведь не идиот, в конце концов. А на карнавале объект появится обязательно. Разумеется, его будут охранять, но в условиях праздника сделать это качественно крайне сложно.