Молча сижу на краю маминой постели и жду, пока вернётся медсестра.
Пламя подбирается ближе к его голове. Сгоревший конец трубки сморщивается и разворачивается. Чёрная бумага, окаймлённая оранжевыми искрами, — такие горячие кусочки бумаги парят под потолок. Некоторые кусочки морщатся и опадают.
Речь не о том, что я неблагодарный, но если всё, что вы можете мне урезать — это пятьдесят баксов, то в следующий раз лучше дайте мне сдохнуть. Ладно? Или, ещё лучше, постойте в сторонке, а героем пускай становится кто-то с деньгами.
Листаю телефонный справочник туда-обратно.
Люди высшего сорта пьют только скотч, говорит она. Водосток свой прочищайте в октябре, а потом в ноябре повторно, говорит. Оберните воздушный фильтр в машине в туалетную бумагу, чтобы прослужил дольше. Вечнозелёные подрезайте только после первых заморозков. На растопку лучше всего идёт зола.
В следующую неделю я мистер Беннинг, который защищал её по скромному обвинению в похищении ребёнка после инцидента со школьным автобусом. Спустя ещё неделю, я государственный защитник Томас Уэлтон, который провёл ей сделку по признанию вины и скинул срок до шести месяцев после того, как её обвинили в издевательстве над животными зоопарка. Следом за ним, я поверенный «Американских гражданских свобод», который ходил с ней на разборки по поводу обвинение в злоумышленном нанесении ущерба, корнями уходящее в возмутительное поведение на балете.