— О, Колин, — шепчет она. — Я прощаю тебя.
— Я видела тебя, — объявляет она, пялясь на меня мутным глазом. — В ночь пожара — я видела тебя с ними!
— Нет, я не читал её дневник, — говорю. — Я не трахал Пэйж Маршалл. Ни хрена не могу делать, пока не решу насчёт того самого.
Пациентку спрашиваю, не замечала ли та каких-нибудь нарушений в своём цикле или в испражнениях?
— Ведь единственный предел, который нам остался, это мир неосязаемого: мыслей, историй, музыки, картин.
А поскольку там было очень тесно, рассказываю им, то мальчики застревали, если на них хоть что-то было надето.